— Сколько человек совалось к вам в лес? Максимум, одновременно.
Пока Болт растеряно оглядывался на своих товарищей, ответил Дестрой:
— Тогда в Бельтэйн. Пара десятков. До этого максимум три-четыре идиота сюда лезли. Может пять.
— А теперь, внимание, вопрос. Если в голых степях левобережья какому-то неизвестному «Хану» удалось собрать столько народу под свои знамёна... То сколько отморозков рано или поздно придёт сюда с правой стороны? С Петровска? Ртищева? Балашова? А может, вообще из Воронежа какая-нибудь их собственная версия центровых подвалит — посмотреть, чем тут у нас можно поживиться. Может пешком. Может тоже на лошадях. А может и на танках. Пара сотен. Попрёшь на них с копьями и луками?
— Ну чё-то до сих пор не подвалили... — Болт предъявил вполне резонный аргумент. Для подростка.
— Во-первых, потому что вас пока кроет улей в Светлом. И это ни разу не хорошо, спешу тебя расстроить. Потому что кто-то уже пытался там пройти. Не сами же доходяги этот «Тополь» там сожгли... — Сидящие рядом кадеты дружно угукнули. — И пока вы тут никого страшнее жор не встречали, все эти правобережники там варятся в собственном соку. И это моё тебе «во-вторых»: период раздробленности, в который нам всем повезло жить, когда-нибудь кончится и у них тоже. Уже кончается, судя по всему. Когда пара гоповских бугров додумается до того, что сначала неплохо было бы поговорить, и только потом — стрелять. Или прикинут хер к носу. И поймут, наконец, что к зиме кроме коры и желудей жрать будет уже нечего.
Болт помолчал, глядя в огонь. Но через пару секунд снова дерзко уставился мне в глаза:
— Так это ты всё к чему? Что теперь нам вон на них ишачить надо, без вариантов? — Он махнул рукой в сторону кадетов, которые сидели у костра отдельной кучкой. — И всё им отдавать без разговоров? Всё что мы тут еле-еле сохранили и вырастили?
— Не хочешь кормить союзную армию — будешь кормить вражескую. Вон «Орда», например, уже решает вопрос голодной зимовки. Знаешь как? Вот таких гордых как ты на котлеты пускают. — Краем глаза я заметил, как Алина достала из внутреннего кармана куртки свою тетрадь и делает там какие-то записи. — И пока вы тут были заняты благородным сельским трудом и прикладным фехтованием, эти парни сегодня пули за вас ловили. Для того, чтобы отсрочить тот момент, когда вы сами с доходягами в полный рост сойдётесь. И если тебе нужно сейчас их подлатать, накормить и обеспечить ночлег, то, блядь, просто прояви грёбанную благодарность!
В повисшей тишине слышалось лишь потрескивание горящих поленьев. Я продолжил напирать:
— И разговариваешь ты сейчас со мной только потому, что их командир умеет смотреть дальше собственного носа. И уже сделал всё от него зависящее, чтобы тебя было чем ширнуть от этой ебучей жоровой болезни. Иначе ты бы до сих пор кидался на запах жрачки как кобель на течную суку. Да и я вместе с тобой, чё уж там...
Немного ссутулившись под моей рунаью, Болт всё же собрался и вскоре снова выпрямился:
— Ага... Значит, вы теперь будете нас всех этой своей микстурой как на крючке держать, да? Сначала урожай вам за неё отдай? А потом чего?
— А вот даже если и так. Ну просто допустим. — Неожиданно в разговор вмешался тихий голос Егора. — Пусть мы все тут такие злодеи, что спим и видим, как бы с вас всех по три шкуры содрать. И типа больше не дадим вам ни одной дозы за просто так. И что дальше, если так и будет? Если мы оставим вас один на один с жорами? Через полгода-год вы почти все тут сдуреете. И Кумыску займут либо ленинские, либо доходяги. И вот оно нам всем надо, как думаешь?
В отличие от меня он говорил спокойно и размеренно. Но, похоже, его выступление, возымело существенно больший эффект, чем моя патетика. Болт помолчал и тихо заговорил спустя полминуты размышлений:
— Мне нужны гарантии. Что не кинете. — На самом деле ему нужно было показать своим, что он не сдался просто так. Что заботится, прежде всего, о них. И остаётся достаточно сильным, чтобы не подчиняться чужой воле беспрекословно.
Егор пожал плечами и всё также тихо проговорил, глядя в огонь:
— Я точно знаю, что мы все друг без друга пропадём. Гарантированно. Вот в чём твои гарантии.
Теперь они не только воевать без меня научились, но ещё и договариваться. Растут детишки.
— Так а что там с вертолётом-то? — Убедившись, что Болту больше нечего сказать, слово взял Дестрой.
— Улетел. И не обещал вернуться.
— Всё-таки не успели на контакт выйти?
— Ещё как успели. И пилот вроде бы даже узнал Егора. — Я вопросительно посмотрел на кадета. — Во всяком случае, назвал его по имени...
— Но у меня таких знакомых никогда не было. — Сержант покачал головой. — Отец из другого рода войск... И ещё сосед подводник был, дядя Валера. А лётчиков я не знал.
— А может там этот дядя Валера как раз за пулемётом сидел?
— Да не, — Егор махнул рукой, отметая такую версию, — он хоть и подводник, но крупный был. А пулемётчик какой-то тощий. Куртка на нём, как на вешалке.
— А дети у него были? — Неожиданно спросила Алина.
— Да, дочь. Лиза. Но она в Москве живёт и учится... Училась.
Пока мы беседовали, Лань сходила к котлу и принесла нам с Алиной по тарелке рагу. Девочка поблагодарила её и снова озорно сощурилась, когда Лань присела обратно рядом со мной. И ответила Алине короткой смущённой улыбкой. Что-то у них тут без меня произошло. Какой-то девичий заговор.
—Спасибо... — Я тоже принял свою порцию и продолжил беседу. — Ладно, это нам всё равно сейчас не поможет. Мало ли кто мог тебя узнать...
— Так чего ж он всё-таки улетел-то? — нетерпеливо вмешался Болт. — Раз даже узнал...
— Потому что Кира он тоже узнал... — Егор, похоже, был единственным из своего отряда, кто решился высказать такую мысль. — И как будто бы испугался... Может тоже наслушался историй про Чёрного Жору, конечно... Но мы в костюмах были. И пол-лица под газовой маской...
— Хм-м... — Морж, сидевший неподалёку, уже прикончил свою порцию и лениво глядел в пламя. А рядом с ним я разглядел и Каната с Тимуром — похоже, он был у них личным наставником. — А я ведь тоже всё думал — где ж я тебя раньше видел, Кир... В клубе ты при мне не был точно... А теперь вот вспомнил...
Бритоголовый паренек медленно перевёл свой вечно равнодушный взгляд на меня, продолжая задумчиво бормотать:
— Только ты тогда с волосами был... И не такой худой... Без шрамов...
Я неосознанно сжал челюсти и неотрывно смотрел ему в глаза, ожидая дальнейшего рассказа о моих прошлых подвигах. Готовясь к реакции окружающих.
Морж некоторое время поиграл со мной в гляделки, легко улыбнулся, пожал плечами и отвёл взгляд обратно на огонь:
— Ты вроде какие-то там соревнования по стрельбе выиграл осенью... Или летом... Да?
— Ага. — От того, как прозвучал мой ответ, Лань тихонько вздрогнула. — По движущимся мишеням. Ты смотрел?
— Смотрел... Мне понравилось... — В глазах пацана демонически отражались пляшущие язычки пламени. — Я бы тоже так хотел...
Потрескивание угольков и тихие стуки ложек о тарелки наполнили напряжённую паузу. И послышался неуверенный голос Пуха:
— И что, он испугался того, что ты умеешь стрелять? — Откусив плитку гематогена, он философски пожал плечами. — Да мы все умеем, чего такого-то... Лучше всяких утырков, конечно...
— Пух, от скромности не помрёшь! — Хохотнул Белый.
— Так а что ж теперь делать думаете? — Веселье снова прервал вопрос Болта.
— Это зависит... Расскажите мне подробно про аэродром «Сокол». Дестрой говорил, что там у Ленинских с октябрятами, вроде, какая-то заварушка приключилась?
— Не с октябрятами. С Комсой. В феврале то и дело канонада стояла — несколько дней... Дело было так...
После ужина и предварительного составления плана дальнейших действий, нас с кадетами отвели в растопленную баню, выдав чистые полотенца и простыни. Всех, кроме Пуха — ему пока нельзя было мочить свежую рану. А Шотган просто затянул перебинтованную стопу в полиэтиленовый пакет.