Подойдя к жоре он осторожно обошёл его со спины и попытался снять ружьё.
— Руки в гору! — Я выпрыгнул из укрытия с дробовиком наголо. И следом за мной выскочили кадеты, также вскинув своё оружие.
Рыбак вздрогнул, но не замер, а сорвал со спины жоры двустволку, упал спиной на землю и щёлкнул пустым оружием в нашу сторону.
— Не-а… — Я покачал головой. — Вставай, трюкач. И руки за голову.
— Сам ты трюкач… — Буркнул рыбак обиженным и немного гнусавым девичьим голосом. — Не буду я тут перед вами подмышки проветривать. Нет у меня ничё с собой.
Поднявшись и раздражённо бросив бесполезное ружьё на землю, она вытерла нос рукавом брезентовой куртки, недовольно сложила на груди руки и сурово уставилась на нас исподлобья.
Фигура у девочки была скорее мальчишеской — широкие плечи, узкие бедра. Да ещё и одета как тракторист — под курткой был измазанный в машинном масле спецовочный комбинезон и тельняшка, на ногах — кирзовые сапоги не по размеру. А на голове — монтажная шапка с распущенными шнурками. Из-под шапки выбивались жёсткие кудри.
Но лицо было совершено женское — немного вытянутое, с прямым тонким носом, симпатичными карими глазами и полными губами. Которые сейчас скорчились на угрюмо выдвинутом подбородке. На вид ей было лет шестнадцать, может меньше.
— Чё, лодку хотите отжать? — Поморщив веснушчатый нос и снова утеревшись рукавом, она присмотрелась к форме пацанов. — А ещё говорят, что кадеты нормальные… А вы такие же уроды, как все остальные!
Шмыгнув, прочистив горло и смачно сплюнув в нашу сторону, она презрительно отвернулась:
— Ну берите тогда, чё встали? Думаете, унижаться тут перед вами буду? Хрена вам лысого!
Ребята растеряно перевели взгляд на меня, явно не желая наносить репутации школы такой урон. Это она с козырей зашла…
— Давай на ружьё сменяем. — Предложил я. — Оно дороже твоего корыта раза в три. В накладе не останешься.
— И нахрена оно мне? Чтоб утопиться с ним побыстрее? — Она свирепо зыркнула на меня, но туже её лицо приобрело удивлённое выражение. — А… А ты чего это… Чё, не заболел что ли?
— Как видишь…
Она хмыкнула и пожала плечами, опять вытерев нос:
— Лучше бы заболел, мудила… Я на острове живу! Как мне туда теперь? По воде аки посуху?
— Ну… Давай мы тебя туда отвезём сначала.
— Ага. Там-то я на пару дней дольше без лодки проживу. Спасиб те, добрый человек! «Отвезём», блин… — Девчонка, похоже, поняла, что мы всё-таки не собираемся её непременно грабить. И немного расслабилась.
Мне она даже немного начинала нравиться. Было в ней что-то неуловимо милое и забавное в сочетании с неподдельной твёрдостью. Как у щенков породы хаски — у которых окрас морды всегда вырисовывает над глазами сурово сдвинутые «брови». Хотя, будь я тут один, уже утопил бы, наверное…
— Как зовут-то, островитянка? — Я убрал обрез в кобуру и жестом показал пацанам тоже убрать оружие.
Жора к этому времени как раз дожевал галеты, поднялся, оглядел нас и пошлёпал куда-то в сторону. Дерзкая девчонка посмотрела на него, на ружьё у своих ног и несогласно покачала головой каким-то своим мыслям:
— Ну Настя…
— Вот что, «Ну Настя». Нам до зарезу нужно в Саратов. Тут по берегу ленинские рыщут. Мы им знатно всыпали вчера. Человек двадцать положили. — На этих словах я заметил, как она легко улыбнулась — похоже симпатий к местным бандитам она точно не испытывала. — Так что по суше нам — край. А на лодке мы до обеда уже там будем. Отвезёшь нас и уже к вечеру успеешь вернуться на свой остров. А мы отблагодарим.
— А чё вы мне дадите? Ружьё, которое я тут сама нашла? Щедрые какие…
— Ну а что тебе нужно?
Настя осмотрела нас всех с ног до головы и задержала взгляд на Алине.
— Картуз вот такой хочу! — И заметив, как я заулыбался, спешно добавила. — Ружьё сразу моё! И патроны давай!
Я вопросительно посмотрел на Алину. Она ответила мне недовольным взглядом, досадливо засопела, но всё-таки сняла фуражку и протянула её Насте. Та выхватила головной убор у неё из рук и тут же надела прямо на монтажку.
— Патронов у нас самих почти не осталось. Я ж говорю — ленинских постреляли. Давай сейчас один, а доедем — ещё один. Как раз в каждый ствол. — Я повернулся к кадетам — они согласно кивнули. — Нам же там ещё от набережной до интерната добраться нужно. Недалеко, но всё же…
— Как доедем — два! — Девчонка снова насупилась и грозно шмыгнула, надвинув козырёк на глаза.
— По рукам.
— Из-за вас так и не порыбачу сегодня… — Проворчала она, подобрав ружьё и развернувшись к лодке, видимо, жалея, что не попросила ещё чего-нибудь съестного. — Ну чё встали, залазь! Удила не тронь! А ты давай толкай, сенокос! Чур, гребсти сами будете!
Под руководством наглой рыбачки, мы распределились по лодке так, чтобы не перевернуть утлое судёнышко. Она сама с Алиной уселась на корме, тут же достала пачку сигарет и закурила, недовольно наблюдая, как кадеты неловко устраивались на центральной скамье с вёслами. Предлагать сигареты кому-либо ещё она и не подумала.
Я толкнул лодку обратно вводу и запрыгнул на нос.
— Главно шоб волны сильной не было, а то зальёт. — Оценив высоту борта над водной поверхностью, Настя авторитетно заявила Алине и повернулась к кадетам. — Греби потише, не брызгай. И не рыпайтесь, а то перевернёмся. К берегу не жмитесь, подальше отчаливай!
Отплыв от береговой линии метров на сто, мы развернулись по течению и, не торопясь, начали грести на юг, в сторону Саратова. Выкурив пару сигарет подряд и основательно высморкавшись за борт, наш судовладелец, очевидно, заскучал.
— Ну с этими-то понятно. — Она кивнула на кадетов, вытерев пальцы о штаны. — А ты откуда такая? Батя твой? Или мужик?
С этими вопросами она обратилась к Алине. Привлекая её внимание тычком локтя, она показала на меня.
Алина, вроде бы перестав дуться из-за того, что пришлось расстаться с фуражкой, наслаждалась открывшимися с воды пейзажами. Обрывистый правый берег, саратовские прибрежные многоэтажки и старый мост с ажурными опорами смотрелись как на открытке. Обернувшись на тычок, она возмущённо зыркнула на Настю и с гордым видом ответила:
— Я из Москвы…
— Херасе! «Из Ма-а-асквы-ы-ы…» — С деланным удивлением перебила её рыбачка. — Ишь, какая прима-балерина! И чё ты тут делаешь со своей Москвы? Чё у вас там? Совсем жопа, небось?
— Не знаю… — Нахмурившись и поджав губки, ответила Алина. — Я тут у бабушки жила…
— А-а-а… — Разочарованно протянула Настя, видимо ожидая более захватывающих подробностей о развернувшемся в столице аду. — Да ладно, не бычись. Щас всем херово. Куришь?
— Нет, это вредно…
— Пф-ф-ф… Совсем вы там в своей Москве уже… Ну как хошь, мне больше достанется. — Извлекая очередную сигарету, рыбачка прищурилась в мою сторону. — Ну а ты чего молчишь? Тоже из Москвы шоль? Вас там может и вообще не задело, как обычно?
Я помедлил с ответом, прикидывая, как бы сбить с неё спесь.
— Не, я тут был всё время. Сидел. За мокруху…
Кадеты как по команде вздрогнули и обернулись. Гребите, гребите. Я вам пока нужнее, чем вы мне.
Алина, уже успевшая посмотреть на меня в деле и давно подозревавшая что-то подобное, казалась не особо удивлённой. Скорее наоборот — сейчас она наблюдала за реакцией Насти также как и я — со смесь любопытства и гордости.
Та была не особенно впечатлена:
— А-а… У меня тоже батя по пьяни кореша зарезал. Он на атомной работал, а как сократили — забухал. — Она снова мощно шмыгнула и сплюнула за борт. — Щас, наверно, где-нить в Сибири лошадей по оврагам доедает…
Она глубоко затянулась, и выдохнула в лицо кадетам:
— А с ними-то чё лазишь? Они ж правильные, вроде. И эта, — она кивнула на Алину, — спишь с ней чтоль?
Алина вспыхнула:
— Знаешь что! Ты нам, конечно, помогаешь, это спасибо. Но давай-ка повежливей! Мы же тебя не обижаем!
— Ой-ой-ой! — Выпучила на неё глаза островитянка, подняла руки и расхахоталась. — Какие мы нежные! Простите-пощадите, ваше высочество!