— Твой труп из этого выйдет, — на самом деле я была в шоке, а когда я в шоке, то огрызаюсь. Но это как-то не очень грозно, а он почему-то вздрогнул. Неужели испугался. Но чего?

— Дана, что с ним? Он на тебя даже голоса поднять не может, а сейчас до угроз скатился, — встревожено спросил из-за Пали феникс. Боится, как пить дать, почуял холод и силу, исходящую от этого маньяка.

— Вот именно, что скатился. Это вторая маньячная натура в нем проснулась.

— Вы оба ненормальные! — выкрикнул он и вышел из-за Пали. Осмелел, кажись.

— А ты у нас образец нормальности и традиционности. Вон, какие традиционные розовые волосы и глаза. Аж, тошно от их нормальности и твоей обыденности, — фыркнул, но возражать не стал. Просто руки на груди сложил, выражая недовольство ситуацией. Как будто я была довольна.

— И где мы сейчас? — требовательно посмотрел на меня. Почему я крайняя, вот птичку доставай, она у нас бессмертная, хоть и стрессонеустойчивая.

— В Пустынных степях, в двух днях от границы с эльфийскими землями.

— Что? — взревело это нечто, а я пообещала сама себе крепко обнять Ванюшу, за то, что он такой ненормальный. Потому что нормальным он мне не нравится. Ни капельки. Только пристукнуть хочется.

— Что слышал, мы в степях.

— Я же сказал идти в долину.

— Мало ли что ты там сказал! — вспылила я, — хочешь, вперед, никто не держит. Ласк, ты держишь? — тот отрицательно замотал головой, — не держит. Иди.

— Ты пойдешь со мной, — сквозь сжатые зубы процедил явно взбешенный воин.

— Мечтать не вредно. Нам не по пути.

— А с ним по пути, — и он указал пальцем на себя, имея в виду моего Малыша.

— С ним да, с тобой нет.

— Ты не боишься, что я уйду, — он сощурил глаза, и начал ими буравить во мне явно лишние дыры, — ведь он все равно потащится за тобой, ничтожество.

— Все именно так, кроме ничтожества, — не было смысла юлить и отбрыкиваться, мы оба знали, что он прав.

Маньяк подошел ко мне почти вплотную. Не знаю, в чем была причина, но я видела борьбу в нем и ненависть. Он медленно поднял руку на уровень моих плеч, а в его глазах мелькнула нежность. Леший знает, что твориться. Но прежде чем я смогла хоть что-то понять, он одернул руку и его взгляд снова наполнился ненавистью, но теперь я знала, что это ненависть к себе самому, за то, что позволил себе подойти к пустышке.

— Что он в тебе нашел? Лишь симпатичная оболочка, прогнившая внутри.

Он говорил, а я кое-что вспомнила. У него ведь с памятью проблемы. В прошлый раз его аж подкосило, когда вспомнить что-то попытался. А если…попытка не пытка.

— Слушай, а ты помнишь о себе хоть что-нибудь? — и невинные глазки при этом, сплошное бесхитростное любопытство.

— Конечно, — ага, удивился, но быстро взял себя в руки. Ну, от воина я другого и не ждала.

— Так расскажи, а то мы не в курсе, — поворачиваюсь к ничего не понимающему фениксу и подмигиваю. Понял, молодец.

— Да, а то если мы с тобой пойдем, то надо же хоть что-то знать, — умничка моя розовая. Я даже начинаю любить этот цвет.

— Хорошо, меня зовут… — он схватился за голову, как и в прошлый раз, — Ай!

— Что-то не так? — сочувствующе спрашиваю, выпятив нижнюю губу, а потом ехидно улыбаюсь.

— Что? — вопрошают у меня чистые и искренние изумруды.

— Здравствуй Ванятко, не верится, но я по тебе скучала, — и я крепко обняла его, надеясь, что он не исчезнет. И только я знала, насколько страшно мне было от того, что его второе я все чаще брало над ним верх. Он менялся, я чувствовала это. Сначала юмор, потом он стал подмечать детали и запоминать слова. Сейчас он стал все чаще понимать, что смысл слов иногда разниться с его формой. Его преобразования заводили меня в тупик. С одной стороны, он выздоравливал, с другой, я не хочу, чтоб хоть одна черта характера маньяка передалась Вану. Но они одно целое и это убивает меня, иссушает душу. Ван мне как ребенок, друг и брат. Я не хочу лишаться столь многого, потеряв всего одного. Я загнала себя в ловушку, не имеющую выхода.

— Малыш, — и когда я успела заплакать? Пару капелек еще висели на щеках, остальные впитались в рубашку на плече моего друга. Друга, за которого я отдам свою душу. Смерти я не боюсь, поэтому моя жизнь не стоит ничего, чтоб ее отдать. Ведь я боюсь всего, кроме дамы с косой, что приходит лишь раз и не остается на чай. А вот за душу страшатся все. А чего боится он? Я посмотрела в его горящие тем же беспокойством глаза и поняла все без слов. Того же, что и я. Остаться одному в этом мире.

— Малыш, давай ляжем спать, а?

— Ты что, сейчас же только вечер, мы, кстати, так и не пообедали, а ты спать. Нетушки, пока не поедим никакого спать, — и Ласкан пошел разжигать костер.

Пообедали мы поздно, это не смотря на то, что остановились мы на обед в полдень. Решили не ехать сегодня дальше, а просто хорошенько выспаться и пораньше двинуться в путь. Я нагло завалилась в обнимку с Ванюшей возле самого костра. Он был только за и крепко обнял меня. Сегодня ночью мне снились самые прекрасные сны на свете, и счастью моему не было предела, пока я не разомкнула веки. Шла семнадцатая ночь в степях.

Словарь

[1]. melda — любимая

[2]. naice nya — боль моя

Глава 12 Сильный пожирает слабого

«Вставай!»

Какой-то очень настойчивый голос все никак не оставит меня в покое. Хватит, уже навставалась за свою жизнь. Не вижу смысла делать это после смерти.

«Вставай, дочь моя! Они ждут тебя!»

До этого ждали, ничего, если еще подождут. Отцепитесь, вампиры прилипалы. Всю после смертную эйфорию убили.

«Открой глаза!»

«Неа!»

«Пора, вставай!»

«Только через твой труп.»

«Ха-ха-ха, меня не убить, девочка.» — вдруг перед глазами мелькнула черноволосая девушка с необычными голубыми глазами, и снова темнота.

«Вставай!»

— Суара!

— Да, учитель, еще пять вар.

— Су! Дракон обугли! Открой глаза! Если ты не сделаешь этого, я клянусь, я пойду за тобой к Всевышним и устрою месячный забег по пересеченной местности в эльфийских доспехах и во всеоружии. А из еды ты увидишь у меня только кашу, самолично приготовленную. Будешь помирать, а всю эту дрянь я в тебя впихну, чтоб аж из ушей лезть начала, — и кто это меня так ужасно проклинает? — очнись, идиотка, что я Баску скажу? Суара, помрешь и не видать тебе эльфийских пирожных!

— Как? За что? — резко села, тут же в висках запульсировала острая боль. Только хотела помассировать их, как сделала новое открытие. Руки-то связаны, причем за спиной. Ноги, кстати, тоже. Открываю глаза — темно.

— Слава Всевышним, я уже думал, тебе конец настал, — и кто-то облегченно вздохнул.

— Широ, ты что-ли?

— Я, кто же еще.

— Ты мне за веселенькое пробуждение этих самых пирожных теперь должен. А мы где вообще?

— В плену.

— Ха-ха-ха, очень смешно! В чьем интересно?

— А вот тут самое интересное. Как ты уже догадалась, не у карателей. Те в плен не берут, сразу убивают, — он замолчал.

И я все вспомнила. Последние события как во сне. Как что-то нереальное. Будто не с нами вовсе приключилось. «Сразу убивают» — что это значит? Нет! Не хочу знать. Просто не хочу. Они все живы, не может быть по-другому. Не имеет права быть по-другому.

— Мы… мы, — не могу заставить себя задать этот вопрос. В горле ком стоит, и челюсти спазмом сводит. А глаза сухие. Не могу заплакать, слезинку не выдавить, так напряжено все тело, — Широ мы…

— С нами только Ван. Он со мной спиной к спине привязан, — и снова тишина.

— Почему…почему мы не мертвы? — голос дрожит.

— О, это еще неизвестно. Но если ты о том, почему мы не у карателей, то нас выкинуло далеко от них. Ты со своей кобылой в мою ловушку «огненный вихрь» попала. Я как увидел, что тебя от взрыва вверх кинуло, тут же за тобой кинулся. А Вана твоего уже поднявшимся вихрем подхватило. Точно не помню, но, кажется, Салвана тоже зацепило. Есть вероятность, что его не схватили с нами, потому что просто не нашли. Он тоже может быть жив.