Истеричный вопль работорговца оборвался сиплым хрипом, когда сразу несколько тонких ладоней вцепились ему в кадык и вжали его внутрь жирной шеи, навсегда перекрывая ему кислород.
На протяжении всей истории рабы обретали свободу в сопровождении примерно таких звуков.
Глава 5. Цена свободы
Каждый выбравшийся из клетки подросток, счёл своим долгом подойти и пнуть задушенного толстячка с разодранной мордой.
И пока эти измождённые, одетые в грязные лохмотья дети постепенно приходили в себя, пытаясь поверить в своё спасение, пора было проверить ситуацию снаружи.
Выглянув в дверной проём, я заметил, что далеко не все посетители рынка стремятся принять участие во внезапном бунте. Некоторые, лишь расслышав первые выстрелы со стороны главного входа, попрятались под прилавки или поспешили убежать и забиться в угол где-нибудь в дальних и пустынных частях рыночного комплекса. Но большей частью всё-таки овладела жажда наживы, помноженная на уязвлённое самолюбие. Очевидно, что не всем жителям Ленинского района была по вкусу гегемония дачников. Или размер той доли добычи, которой приходилось делиться, был слишком велик. Похоже было на то, что от нашей искры вспыхнули давно тлеющие внутренние конфликты союза группировок. И теперь, когда охрана перешла от словесных предупреждений и предупредительных выстрелов к стрельбе на поражение, подобное обращение окончательно выбесило многочисленных представителей других группировок огромного района.
Некоторые, похватав с ближайших прилавков хоть что-то, спешили протиснуться к выходу стороной, избегая основного замеса. Но рано или поздно кто-то из бунтующих замечал руки, полные трофеев и нападал на них, подвергая вторичному ограблению.
Те, кто был похитрей, брали не много — рассовав по карманам несколько банок консервов и засунув за пазуху пару пакетов какой-нибудь бакалеи, делали морду ящиком и задрав руки пытались выказать охране мирные намерения. Это быстро перестало работать: толпа охранников, выстроившаяся у входа начала нервничать. И глядя на то, какая участь постигла их товарищей, патрулировавших пространство между рядами, а также на подступающую толпу злобно матерящихся конкурентов, они, не долго думая, стали стрелять сразу по всем. Если среди пацанов с голубыми лентами на рукавах и были какие-то командиры или начальники, призывающие к порядку и спокойствию, подчинённые явно перестали их слушать, поддавшись панике.
И подобное обращение щедро плеснуло масла в огонь народного гнева: крики боли пацанов, раненых одиночными выстрелами, быстро заставили их земляков отвлечься от грабежа и добивания охранников, попавших в замес первыми. Пропустив сквозь себя струсивших и отступающих, основная масса посетителей рынка грозно взревела и ринулась ко входу. Изредка отвечая на выстрелы со своей стороны из того оружия, что было с собой у павших дачников. Или из тех стволов, которые лежали на оружейном прилавке — в том случае, если их уже успели зарядить.
Прежде чем у охраны начали кончаться патроны, толпа потеряла ранеными и убитыми с десяток человек — из тех, что бежали к ним в передних рядах. А два дачника схватились за животы, поймав ответные пули. И ещё через пару секунд стороны сошлись.
Сквозь грозные матюки, топот и тупой стук палок о головы и тела послышались первые визги и хрипы тех, кто осознал, что ножевое ранение или открытый перелом — это совсем не круто. Особенно, когда кто-то наносит их тебе, а не ты им. Да ещё и сразу несколько.
Быстро стало заметно, что задние ряды наступающих не особо заботит судьба передних — все они были из разных мест. И гнев, объединивший сейчас их отчаянный рывок, вовсе не способствовал дальнейшей взаимовыручке. Когда первые атакующие напрыгнули на растерянных охранников, судорожно пытавшихся перезарядиться, и отняли у тех оружие, наградив парой ударов тупым или колюще-режущим оружием, те, кто шёл позади, опрокинули чужих героев мордой в пол. И без замедления продолжили протискиваться к выходу, затаптывая верещащих под ними детей.
Небольшая кучка мародёров, придерживая распухшую от добычи одежду, отступала от основных событий в нашу сторону. Но, заметив в дверях павильона с невольниками мою фигуру, нерешительно замерла в нескольких метрах от входа.
— Спасибо, что взяли меня с собой! — Высунувшись, Ульяна разрядила по ним свой «Макаров». Никого не убив, но зацепив каждого. Неплохо амазонки успели её натаскать.
— На здоровье… — Я заметил, как Алина, отвлекаясь от созерцания побоища и повернувшись ко мне, уставилась назад, за спину. И обернулся сам.
Мальчишки и девчата в грязных лохмотьях стояли рядом. Человек тридцать. От старшеклассников до ровесников Василисы.
— А что дальше? — Нерешительно вытер нос самый рослый из бывших рабов, которого все остальные как-то сами собой вытолкнули вперёд.
— А дальше вы сами решаете свою судьбу. Я вам не хозяин. И никто вам больше не хозяин. — Я пожал плечами и стянул с лица маску, заставив многих детей испуганно отступить. — Это может быть труднее, чем сидеть в клетке. Или чем вы там занимались, пока вас не решили тут продать… Но если вы не хотите бороться за свою свободу сами, значит она вам и не нужна.
— Мы хотим… — Паренёк упрямо выпятил чумазый подбородок. — Но… Вы… Вы же взрослый… Мы думали, вы откуда-то специально за нами пришли…
— Теперь взрослые — это вы. Привыкайте. И никто больше не придёт. — Подобрав у мёртвого охранника рынка рабов бейсбольную биту, я вручил её пареньку. — Но раз хотите бороться, то сейчас самое время. Вооружайтесь по пути. За мной.
Достав из-под свитера свёрнутый плащ, я шагнул из павильона наружу. Следом за мной вышли девчонки, шагая по бокам чуть сзади, и держа наготове перезаряженные пистолеты. А бывшие рабы один за другим быстро выстраивались позади, образовывая внушительную толпу.
Подхватывая на ходу и передавая друг другу оброненные ножи, разбитые бутылки, биты и прочий подвернувшийся холодняк, наша процессия медленно приближалась к основному сражению. Где примерно такая же толпа гопников уже почти окончательно смяла последнее сопротивление охраны дачников, пиная ногами молящих о пощаде противников.
Неторопливо шагая вперёд к выходу, я развернул плащ и вскинул его над собой, с размаху забросив за спину. И, когда я просунул в рукава разведённые в стороны руки, хлопанье распрямляющегося брезента и движение чёрного полотна в воздухе привлекло на себя всё внимание — и толпы у главного входа, и тех, кто опасливо ёжился по углам или под прилавками.
Теперь под моим взглядом растерянно съёжились почти все. Уверен, что взгляды девчонок и ватаги бывших рабов в этот момент тоже не сильно от него отличались.
— Жора… Чёрный… Чёрный Жора… — По растерявшейся толпе ленинских гопников впереди меня пронесся догадливые шёпот. Мгновения повисшей тишины нарушались только моей тяжёлой поступью и чьим-то сдавленным хрипом у них под ногами.
В течение этих мгновений я завёл руки за спину и, не торопясь, вытянул их обратно вперёд, сжимая в каждой ладони по трофейному «Стечкину».
Взрыв испуганных криков из глоток опомнившихся «ленинцев» утонул в раскате парных очередей. Пистолеты отвечали друг другу как эхо, выплёвывая по три-четыре патрона за одно нажатие на спуск. Продолжая медленно шагать вперёд, я скашивал одного хулигана за другим, припоминая старые деньки. Когда с такой же злобной улыбкой покрывал стены офиса ошмётками ненавистных мне лжецов, лицемеров и сплетников.
Обрывки одежды и фонтанчики крови из пулевых отверстий усеяли весь пол перед толпой, в панике подавшейся от нас назад. Тупые пистолетные пули почти никого не пробивали навылет. Но оставляли в дергающихся телах и головах широкие дыры, полные перемешанного мяса и переломанных костей.
— А теперь вы… — Разрядив оба пистолета, я сунул дымящиеся стволы обратно в сдвоенную кобуру за спиной, продолжая шагать вперёд. А девчонки немедленно начали палить из своих пистолетиков, добивая раненых и тех, кто открылся нашему виду позади павших передних рядов. Кажется, кто-то даже попытался отстреливаться. Но пули Алины и Ульяны настигли храбреца ещё до того, как тот успел вскинуть ружьё, покрыв туловище и лицо гопника большими красными язвами.