— Редия, мы должны помочь, — неуверенно обратилась к дриаде Иба.

— Нет. Ты помнишь, что сказал Динаристан? Что бы ни произошло, стоять на месте. Когда кашир откроет проходы, тогда и пошлем на подмогу отряд воительниц через долину. А пока все остаются на местах.

— Кельпи прибыли?

— Нет, — и больше глава Раскидистых дубов ничего не сказала. Слов и не нужно было. Духи воды снова предали их, не явившись к западным вратам.

— Боевое построение! — раздался громкий оклик разведчицы, и ему вторил боевой рог.

Враг подошел к восточному входу. Шестьдесят проклятых со своей степной нежитью. Это больше, чем на южном фронте. Дриады слишком малочисленны по сравнению с эльфами и людьми, но силы против них выставили несоизмеримо большие. Теперь все стало ясно. Главный удар будет не по центральным южным воротам, а по восточным. Враг готов был к усиленной охране центрального входа. Потому не атаковал в лоб, а ждал удобного момента и дождался. Преимущество союзников обратилось в слабость. Проклятые прибыли раньше эльфов, но люди стояли у ворот уже с лунный цикл. Им стоило напасть и разгромить людей до прихода эльфов, но нет. Такой захват врат понес бы за собой потери. Потому проклятые затаились под носом у людской армии, выжидая. Как и предполагалось, будучи уверенными в отсутствии врага возле входа, основная часть двинулась на встречу эльфов, справедливо полагая, что на них нападут. Так проклятые и поступили бы, если бы явились позже на рассвет. Но они явились раньше и успели подобраться достаточно близко, чтобы быстро достичь центральных ворот и вырезать оставленную для их защиты тысячу. Ход был рискованный, поскольку времени до подхода основных войск было мало. Но враг рискнул и выиграл это сражение. Врата захвачены и подмога в лице карателей им больше не нужна. А раз так, вторая половина войска Коршуна направилась к ближайшим воротам, чтобы в кратчайшие сроки отбить восточный вход и выиграть войну. Теперь Редия увидела всю картину целиком. Лишь дело времени, когда и вторая точка будет во власти некроманта. Они обречены, и никто не придет на подмогу. Некому идти. Больше некому.

Яркая вспышка зеленого света во тьме и мощный удар магии смерти пробивает оборону защитниц. Мертвые духи земли разлетаются во все стороны. Их тела уже валяются где-то очень далеко или просто осыпались прахом, когда следует новый удар, а за ним еще один. Проклятые не жалеют сил, им это уже не нужно. Через ват все будет кончено.

— Держать оборону до последнего вздоха! — во всю окровавленную глотку орала Редия, глава Раскидистых дубов. Судорожный вдох и тело начинает коченеть. Великая предводительница своего народа крепко держала свой лук в руке, как и оперение верной стрелы. Чуть коричневатые, отданные добровольно перья совы слегка щекотали уголок рта, в то время как уже стекленеющие глаза выхватили цель. Свист тетивы и твердая рука направляет в полет свою последнюю стрелу. Стремительный рывок, и наконечник пронзает грудь проклятого там, где у живых бьется сердце, а у мертвых лишь пустота. Посмертная сила духа земли испепеляет труп изнутри, возвращая плоть земле.

Лах не ожидал, что его жизнь разумного проклятого закончится так скоро. Но, видимо, это наказание за то, что предпочел ничтожное, полное унижений и раболепия существование благородному вечному забвению, которое выбрали для себя остальные генералы Сумеречной долины, доказав свою силу и верность.

— Я иду к вам, братья мои.

Губы двигались, не производя ни звука, и застыли в умиротворенной улыбке, когда магия земли распыляла остатки проклятого, что когда-то был одним из великих генералов, защитников Сумеречной долины — Эвлахи Закори.

Легкая, еле заметная улыбка, сестра той, что еще миг назад появилась на мертвом лице проклятого, навечно отпечаталась на лице дочери леса. Дриады, что неживой статуей замерла в момент своего последнего выстрела. Душа ее уже была за гранью, в покое и безмятежности безвременья, тогда как ее стрела принесла так нужную передышку.

Потеряв ведущего, проклятые отступили, дав дриадам время перегруппироваться и залечить раны. Не будь выстрела, что забрал жизнь дриады и разумного, вскоре не осталось бы ни одного духа земли на Синуле. Но, не обращая внимания на свои раны, на льющуюся из горла кровь, великая глава успела сделать свой последний выстрел. Жаль, она никогда не узнает, что спасла свой народ.

Глава 15

Три луча

— Свет очей моих, дай мне свою изящную ручку, я помогу подняться по ступеням. Вдруг оступишься и упадешь, — и меня нежно взяли под руку и повели вверх по лестнице, предупреждая о каждой выбоине или неровности.

И кто бы мог подумать, что этим вежливым и заботливым существом будет Палан.

— Пфа-ха-ха, Всечувствующие! Я никогда не привыкну к этому, — умирал со смеху на все тех же ступенях Ласкан.

Поскольку по дороге шли телеги, и она была длиннее лестницы, все предпочли крутые ступени пологому подъему. Как раз есть пол вата отдохнуть на верху, пока обозы докатят до верхнего яруса.

— Су, я прошу тебя аха-ха… нет, я УМОЛЯЮ тебя! Не снимай с него плетение! — продолжая подметать собой камень, ухахатывалась птичка.

Еще бы ему не было весело. Моя обожаемая подруга все-таки наградила зверолошадь коварным плетением. Называется «обратка». Все мысли, желания и слова переворачиваются в обратную сторону. Например, хочешь сказать гадость, а говоришь комплемент, хочешь ударить, обнимаешь, желаешь смерти, думаешь о здоровье. Но Первомать сжалилась над кельпи и завязала проклятие только на меня. Теперь Палан во мне души не чает, что наводит на размышление, сколько же раз он меня уже должен был спустить с этой лестницы, пожелать споткнуться, свернуть шею и обласкать нецензурными словами.

— Да пока и не собираюсь, — нервно отмахнулась от феникса.

— Она боится, что кельпи ее придушит в тот же ван, как избавится от проклятия, — скалясь во все зубы, проницательно заметил огонек.

— Ну тогда Палан обречен на вечное обожание Данки, — пропищал Ласкан, медленно ползущий по лестнице, так как сил после приступа смеха у него не было.

— Зато ненависть к фениксам стала всепоглощающей и тоже вечной, — прошипел сквозь зубы водяной конь.

Птичка икнула, и решила еще немного отстать от нас. Видимо, впечатлилась угрозой.

— У тебя руки холодные. Ты должна согреться, — снова вернул все свое внимание мне Палан.

— Перевожу: чтоб ты околела, — это Кайа мстит мне за то, что я его в пещере заперла и собиралась оставить у гоблинов. Увы, план провалился. Вот, теперь выслушиваю.

— Моя прекрасная леди… — начал было Палан, но его перебил брат.

— Страшилище безродное.

— Вам следует укутаться в одеяло.

— Лахмотья тебе в помощь, — снова переиначил мелкий.

— Какой-то у тебя вольный перевод, — упрекнула я мальчишку.

— Как умею, — и он развел руками.

Когда, наконец, повозки затянули наверх, мы снова начали продвигаться к выходу из пещер. Не скажу, что путешествие доставило мне удовольствие. Все-таки мы сквозь гору пошли и, осознание, что такая махина над твоей головой может обрушиться в любой миг, оптимизма не добавляет.

Да-да, все племя горных гоблинов настаивало, что безопаснее пройти сквозь гору, чем подниматься на нее и идти через Драконьи лежбища. Если быть откровенной, то лежбища просто место скопления опасностей, и я в этом уверена. Что же до подземных переходов, тут пришлось поверить гоблинам. По их словам, самое страшное — это парочка неупокоенных душонок и обвалы. Но обвалы крайне редки, потому как аргумент не рассматривались. А жаль. По мне, так лучше бегать с боевыми ножами от зомби и упырей, спать по часу за рассвет и бросаться магией во все подряд, чем мирно плестись под горой в ожидании глыбы на твою голову. Ну не люблю я подземелья всякие. Они мне склеп напоминают. Запах отвратный, воздух спертый и слишком разряженный, дышать тяжело, до одури жарко и до рези в глазах темно. Но кто слушает «капризную банши», как окрестила меня Ратха. Естественно, мы, как прирожденные кроты, пошли к сердцу горы.